Ида была удивлена, увидев в зале под столом корзину с кальпами, накрытыми грязной тряпкой. Хоротт и не думал представать перед девушкой, он обменялся парой дежурных фраз с хозяином дома, обещал прийти ещё и просил передать поклон от себя очаровательной дочери Одэна. Этого было вполне достаточно для первого раза, тем более, второй случай его визита к Одэну произошёл уже на следующий день. Это было задолго до событий настоящего времени, если учесть отвращение Иды к этому человеку и то, как долго для неё стали тянуться дни. Хоротт стал посещать дом Одэна почти каждый день. Вскоре Ида перестала надеяться, что когда-нибудь, выйдя из спальни, она не увидит этого лоснящегося субъекта, сидящего в соседнем с её отцом кресле. Его многозначительный кивок в её сторону вызывал озноб, пальцы Иды тряслись, она с немым укором глядела на отца, а тот лишь расплывался в удовольствии, представляя, как удивляется и завидует ему этот дорогой гость.
— О чём можно говорить с этим лжецом? – спрашивала Ида, когда они с отцом оставались одни. – Он каждый раз перечисляет тебе свои богатства, а ты покорно слушаешь его.
— Но этот человек на нашей стороне, разве этого мало? – отвечал ей Одэн. Ида не могла с ним спорить, поэтому оставалась со своими мыслями одна и передавала свои переживания и тревогу камням на полках, натирая их до блеска, или трогая пальчиками самые большие трубки сауфоры. Её отец был добрым существом, но будто запертым в невидимой оболочке. Боясь сломать эту защитную преграду, он делал плавные и осторожные шаги по жизни, лавируя между острыми углами, стараясь укрепить этот иммунитет любыми способами, которые ему попадались. Сложность заключалась в том, что он не был способен жертвовать кем-то, кроме себя. Тот случай, когда ему пришлось скрыть проход к чужим плантациям, сильно подорвал его здоровье. Он больше не верил, что живёт по совести, ему всё чаще виделось другое будущее, в котором к нему придут и скажут о долге, непреодолимо большом долге перед этой совестью.
Одэн видел рядом с собой в очередной вечер неизменного Хоротта, он наблюдал за ним боковым зрением, слушал его повторяющиеся рассказы и был спокоен. Эта могущественная личность, скрывающаяся под лысеющим черепом с многочисленными прыщами на лбу – его гарантия спокойствия. Кто же ещё посмеет прийти к Одэну и предъявить хоть что-то, пока этот человек повторяет изо дня в день свои россказни о приумноженном капитале.
Так беспокойство Одэна понемногу сгладилось, и, хотя время сыграло здесь основную роль, советник видел в этом только заслугу Хоротта. Зимние дни шли своим чередом, холодный ветер мог бушевать целыми днями в тоннелях и воздуховодах, засланный туда дикой бурей с поверхности и не выпускавшей его обратно. Он сковывал мёртвой хваткой грайдеры, транспортные ленты, колёса лайеров, остановившихся в конце дня, не способных сдвинуться с места утром. Лопасти вентиляторов воздушных станций ломались, не выдержав ледяного ветра. Улицы становились пусты, город словно засыпал зловещим сном, и тогда редко кто мог утверждать, день сейчас или ночь, только каменные своды городских лабиринтов гудели без устали, будто были заодно с этим ветром.
В один из таких вечеров, когда Ида прислушивалась к завыванию ветра в дальних отсеках и куталась в тёплую накидку, к ней в спальню заглянул отец. Его взгляд тогда сильно напугал Иду, глаза смотрели словно сквозь неё, в них была какая-то отрешённость, а может быть испуг, что она так и не смогла понять.
— Ида, милая, наш гость просит, чтобы ты исполнила что-нибудь. Будь добра.
Она в первый раз слышала такой слабый, угасающий голос отца. «Будь добра». Раньше он никогда не произносил таких слов, они просто не нужны были в отношениях между ними. Ида без лишних вопросов взяла в руки баночку с палистрой и стала дышать на неё, чтобы сделать пасту хоть немного мягче. А потом она играла, и ей казалось, что этот нежеланный гость уже никогда не уйдёт. Тогда ей хватило бы одного, пусть отец поднимет взгляд и посмотрит на неё, как смотрел все эти дни, годы, всю её жизнь. Но Одэн не мог это сделать, будто не смел взглянуть в глаза дочери, а может опасался, что та о чём-то догадается, и ему будет мучительно стыдно за это.
В тот вечер Хоротт ушёл, не пытаясь скрыть ухмылку, хотя его вежливые и как всегда льстивые прощальные речи были всё теми же, лишними и отвратительными.
Прежде чем Хоротт решил забрать у старьёвщика кальпы, он узнал некоторые подробности. Продавец решил избавиться от старых заплесневелых свитков уже давно, но когда Ида вернула ему корзину, то не удержалась, сказав о бесценном сокровище, каковым считала эти кальпы. Старьёвщик только пожал плечами, но что-то удержало его тогда не бросить свитки сразу в печь. По странному стечению обстоятельств тогда в лавке находился и Хоротт. Он рассматривал незамысловатые вещицы, выставленные на дальних полках, будто уговаривая себя проникнуться к этим предметам, чтобы хоть как-то развлечь свою капризную натуру. Наживая своё богатство, развивая плавильню и фермы, он скопил огромные средства, но они совсем его не прельщали. Ему было грустно вставать по утрам, осознавая себя владельцем слитков из аронида и сундуков с драгоценными камнями. «Чтоб вас всех!» — проклинал он в мыслях бедняков и работяг, которые были бы рады хоть крупице всего этого состояния. Ему стало казаться, что он даже завидует им, лица этих болванов не выражают какой-то нужды или горя. Часто перед зеркалом Хоротт видел себя в отражении более убитым горем и тоской, чем нищий на дороге. Он запускал пальцы в камни и сжимал их в кулак. Если бы он мог рассказать всем о своих богатствах, то, вероятнее всего, не увидел бы в лицах прохожих ни капли восторга или зависти. Эта догадка совсем выводила его из себя, он никак не мог понять, почему уже не может радоваться своему состоянию, как раньше, в одиночку глядя на всё это и пересчитывая перед сном. А они могут, ничего не имея в кладовке, а может быть, даже и самой кладовки, сохранять такие невозмутимые лица, как будто каждую ночь спят в чистых и мягких постелях. «Чистые подушки не слишком помогают», — ворчал он по утрам, выдавливая прыщи на лбу.
Решение пришло внезапно. Отвлечься от богатства, погрузиться во что-то противоположное этим чистым одеждам, порядку в переодевальной комнате, начищенной обуви, безупречным тарелкам и ложкам, яркому свету и тонкому аромату освежителей воздуха. Хоть что-то, пусть это будет даже перевоплощение в бродягу. Покопаться в чём-то грязном, чаще выходить на улицу и вдыхать нечисти, проехать в лайере, это теперь стало целью Хоротта, но и этого ему было мало. Он стал одевать тесную обувь, меньше есть и пить, измываться над своим лицом, давя прыщи по утрам и радуясь собственной крови. Ему становилось интереснее чувствовать себя в шкуре бедняка, а потом находить под кроватью маленький слиток аронида, почти искренне удивляться, иногда даже радоваться. Никто не узнавал его лица на улицах, сложно было сопоставить дряхлые одежды, из которых он почти не вылазил в последнее время, с лицом одного из богатейших мисро города Форсада.
В тот вечер Ида так и не узнала от отца правду. Одэн пытался скрывать своё состояние, но в груди его было так больно, словно другая сауфора, не та, на которой исполняла грустную мелодию Ида, а его, внутренняя, тайная, вдруг разбилась внутри него.
— Мне иногда кажется, что вы совершенно чисты в своих помыслах, а такие люди достойны большего, — начал тогда разговор Хоротт. Ничего особенного, обычные льстивые слова, кто бы не хотел их произнести в присутствии советника?
— Вам не стоит преувеличивать, дорогой Корбо. Я ничем не отличаюсь от других людей. Мне доверили важную должность, и я честно выполняю свою работу. Что ещё можно пожелать, кроме счастья моему дитя, конечно же?
Щека Одэна дрогнула, старые мысли поднялись из забытых глубин, он невольно посмотрел на Хоротта, тот притворно улыбался. Ему явно нравился этот вечер, но немного посмаковав результат, решил насладиться представлением полностью.
— Жаль, что в вашем распоряжении так мало дел, ведь вашему таланту есть где разгуляться. Вы слышали, позволю предположить, что в Форсаде назревает проблема?
— Н…н…да, — выдавил из себя Одэн, замечая за собой, что в первый раз отвечает на подобный вопрос. Но ведь и Хоротт никогда раньше не касался этой темы. Что у него на уме?
— Вот вы бы как её решили? А я уверен, что решение у вас давно есть, я это вижу по …ну, скажем, по вашей дрожащей щеке.
Хоротт нагнулся и хлопнул Одэна по колену, но тот никак не отреагировал на столь дружественный жест гостя.
— Не попросить ли нам вашу прелестную дочь исполнить что-нибудь?
| К Главе 14 | К Главе 16 |